Сегодня науки о мозге находятся в фокусе общественного внимания, с ними связывают сокровенные надежды, и они же пробуждают глубинные страхи. Нейронауки стали вызовом не только для практических сфер, таких как медицина или фармакология, но для всего корпуса наук о человеке. Представители ведущих гуманитарных направлений и социологических школ включились в дискуссии по поводу возможных выгод и угроз, связанных со стремительным приростом нейронаучных знаний. Нейроповорот привел к формированию нового «режима истины», в котором значимость суждений оказалась напрямую связана с нейроцентрическим стилем мышления. В статье представлена картография пространства эпистемологических решений, предложенных социальной теорией и философией в ответ на активную экспансию нейронаук. В первую очередь эксплицируется внутренняя механика критической программы, основанной на логике «сильного объяснения», которая симметричным образом реализуется как критической теорией, так и самими нейронауками. Альтернативы «варварской критике» были предложены в рамках посткритических подходов, которые призвали заменить логику разоблачения и объяснения иными эпистемологическими стратегиями. В частности, рассматривается витгенштейнианская социология, реализующая методологию прояснения концептуальных путаниц, возникающих в нейронаучных исследованиях, а также акторно-сетевая теория Б. Латура и агентный реализм К. Барад, предлагающие в принципе отказаться от таких базовых бинарных оппозиций, как культура/природа, социальное/ биологическое, церебральное/символическое, в пользу концепций «сети» и «онто-эпистемологической запутанности» соответственно.

Данная статья посвящена критическому рассмотрению нейропсихоанализа - междисциплинарного направления, сложившегося в конце XX века и поставившего перед собой задачу объединения нейронаук с психоаналитическим подходом. Автор обращает внимание на концептуальные пробелы этого амбициозного начинания. Главный из них - недостаточное внимание к психофизической проблеме (проблема сознание - тело или mind-body problem), что приводит к игнорированию принципиальной разницы между мозгом и психикой и попыткам вывести принципы функционирования последней из наблюдений за мозговой активностью. Это в свою очередь ведет к дальнейшим проблемам: проблеме перевода и поиска соответствия между психоаналитической теорией, основанной на насыщенном наблюдении за психической активностью субъекта, и концептуальным инструментарием нейронаук. Какой процент потери смысла при этом переводе может быть признан приемлемым и что остается от психоанализа в результате такой процедуры? Еще одна проблема связана с интерсубъективной символической природой человеческого желания, которая не может быть выведена из наблюдений за физиологией мозга. Наконец, автор обращает внимание на то, что сами нейронауки - и нейропсихоанализ тут не исключение - уже изначально вплетены в социально-культурное пространство, что делает их легкой жертвой современных, порой имплицитных, идеологических установок. Статья заканчивается призывом к большей рефлексивности относительно нейропсихоанализа со стороны обеих заинтересованных сторон - как со стороны психоаналитиков, так и со стороны нейроученых.

В статье рассматривается модель нейроповорота в психиатрии, представленная в работах Николаса Роуза. Идея, что достижения в области нейронаук кардинальным образом повлияли на психиатрию, а также смогут существенно переопределить развитие дисциплины в будущем, стала общепринятой. Вне зависимости от оценки этих изменений исследователи сходятся в том, что это воздействие приводит к созданию принципиально нового способа понимания и лечения психических расстройств. Модель Роуза примечательна тем, что в фокусе ее внимания находятся не только сами изменения, произошедшие и происходящие в психиатрии, но и то, как строится разговор об этих изменениях. Предметом анализа в этой модели выступают в том числе надежды, ожидания, оценки произошедших и грядущих изменений в области психиатрии. В статье реконструируется логика, согласно которой сама идея радикального нейроповорота относится к будущему, но влияет на развитие психиатрии сегодня. Далее в статье демонстрируется парадокс, связанный с противоречивостью использования категории будущего. С одной стороны, развитие психиатрии последних десятилетий определяется образом просчитываемого, прогнозируемого и поэтому управляемого будущего в сфере психического здоровья и психической жизни в целом. С другой стороны, предполагаемый радикальный поворот внутри дисциплины не может быть полностью описан и предсказан из перспективы сегодняшнего дня, поскольку он должен привести к возникновению принципиально иной реальности. Однако именно этот поворот делает возможным предсказуемое будущее. Этот парадокс сопровождает современную дискуссию о возможности нейроповорота в психиатрии и во многом определяет настоящее дисциплины.

With the discovery of the possibility of neurobiologically and genetically interpreting the actions of a moral agent, the issue of the status of morality returned to applied ethics with renewed vigor. The biotechnological understanding of society as a whole has been a long-running trend in technoscience and can be considered as a transgression of (bio-) technologies into the sphere of ethics. The essence of the conflict between bio-conservative ethics and techno-oriented utilitarians lies in the plane of violation of the fundamental value of autonomy (J. Harris) and the destruction of the principle of solidarity and equality (A. Buchanan). Supporters of techno-determined moral action as conditions for the expansion of technology into the field of morality put forward the predictability of consequences as a condition for the legitimation of technology (N. Agar), the need to prevent maximum harm (J. Savulescu, I. Persson) and the right to an autonomous choice of a biotechnological regulation of morality (V. Rakic). At the center of the discussion is the problem of the good, for the practical solution of which moral outsourcing mechanisms have already been envisaged (e.g. the service of triage officers in disaster medicine, extended informed consent for biobanks). The article compares moral action as a choice, moral action as a coercion and moral action as outsourcing, and determines the place of the neurobiological interpretation of good and moral action within the theoretical understanding of a moral act in applied ethics. In particular, the role of a cognitive act in the context of a moral act is examined, the problem of deferred risks and their regulation when making a moral decision is analyzed. It is concluded that one of the manifestations of the impact of (bio) technology on a person is the complicacy and transformation of moral decision-making models, in connection with which the universal methods that formulate a moral action (moral act as a choice) can be supplemented by new models that constitute good and moral action.

В фокусе статьи находится анализ теорий культуры и познания в современной социологии культуры. Автор рассматривает две конкурирующие исследовательские традиции в когнитивной социологии культуры, опирающиеся на микро-индивидуалистские и коллективистские модели социологического объяснения соответственно. Сперва автор критически анализирует два теоретических подхода, существующих в рамках «микро-индивидуалистской» парадигмы: «дуально-процессную» модель культуры-в-действии Стивена Вейзи и типологию культурных форм Омара Лизардо. Автор утверждает, что оба подхода являются проработанными и теоретически глубокими, но тяготеют к неоправданному редуцированию культуры до ее микрооснований. Автор затем дает критическую оценку содержательных предпосылок так называемой «зерубавелианской» парадигмы культурной социологии, принадлежащей к «коллективистской» ветви теоретизирования, а также отдельно останавливается на серии работ по проблематике культуры и познания, представленных культурсоциологами-неодюрк-геймианцами. Автор приходит к заключению, что теоретические предложения «зерубавелианцев» и неодюркгеймианцев основаны на проблематичных допущениях о способах хранения и передачи культурного знания. В статье делается вывод о том, что ни индивидуалистские, ни коллективистские теории не могут адекватно объяснить взаимосвязь культуры и познания, так как зиждутся на редукционистских онтологических основаниях. По мнению автора, для преодоления этих ограничений необходимо обратиться к онтологической доктрине «натурализованного критического реализма» Туукки Каидесойя, черпающей идеи из двух источников: системной онтологии Марио Бунге и концепций «распределенного познания» в когнитивных науках. В статье представлен предварительный черновой набросок подхода к объяснению взаимосвязи культуры и познания, основанного на концепции производства, распространения и трансформации репрезентаций в распределенных когнитивных системах.

В движении за нейроразнообразие доминируют аутичные люди, отстаивающие точку зрения, что их состояние - не болезнь, которую необходимо лечить и, если это возможно, вылечить, а отличительная черта, такая как пол или раса, требующая соответствующего отношения. Существует крайне мало исследований, направленных на изучение роли нейронаук и церебрализации аутистической культуры в продвижении и утверждении идей нейроразнообразия. Данная статья представляет собой вклад в заполнение этой лакуны. В ней исследуется роль нейронаук и понятия мозга в программе формирования идентичности, что хорошо видно на примере возникновения движения за нейроразнообразие. Локомотивом этого движения выступают так называемые высокофункциональные аутичные личности, доказывающие, что аутизм - это не болезнь, а одна из форм человеческих различий. В статье рассматривается развитие аутичных личностей и способов их общения, а также социальных сетей и групп. Она рассматривает возникновение аутистической культуры и проблемные зоны, связанные с аутичной идентичностью. Показано, что формирование их идентичностей связано с церебрализацией соответствующих состояний. Чтобы позитивно изображать аутизм, привлекаются данные о мозге. Движение в направлении нейронаук нужно понимать в более широком контексте, когда терминология, связанная с головным мозгом, распространяется за пределы лабораторий и проникает в разные сферы современных обществ. Эта лексика подхватывается индивидами и группами для того, чтобы говорить о себе и своих отношениях с другими, а также заявлять о своей идентичности и бороться за свои права.

В статье утверждается, что: 1) современные технологии, моделирующие искусственный интеллект на основе знания нейронаук, служат наглядным эмпирическим подтверждением теоретических аргументов, высказанных в исследованиях наук и технологий в конце 1980-х - начале 1990-х годов; 2) актуальная дискуссия о непрозрачности алгоритмов позволяет сместить перспективу на классический, но амбивалентный для STS троп раскрытия «черных ящиков». Для демонстрации этого, во-первых, дается экспозиция проблемы нейтральности и прозрачности технологий. Анализируются три типичных ответа на проблему нейтральности технологий внутри и за пределами конструктивистских STS. Утверждается, что несмотря на поверхностные различия между ними, все три ответа одинаково концептуализируют технологию как нейтральный проводник. Во-вторых, показывается связь проблемы нейтральности и прозрачности технологий с ключевым для исследований наук и технологий (STS) тропом раскрытия «черных ящиков» технологий. Обсуждаются социально-политическое и методологическое измерения метафоры «черного ящика». В-третьих, альтернатива концептуализации технологии как нейтральной ищется в акторно-сетевой теории Бруно Латура. Здесь технологии понимаются как событийная ассоциация разнородных сущностей, нередуцируемая к условиям ее возможности. Конструирование технологий понимается как процесс медиации, где создания удивляют своих создателей и наоборот. В акторно-сетевой теории Латура технологии рассматриваются как непрозрачные и не-нейтральные сущности. Наконец, приводятся примеры из области технологий на основе нейросетей и алгоритмов глубокого машинного обучения, которые являются наглядным и эмпирическим подтверждением латуровской концепции технической медиации. Отдельное внимание уделяется непрозрачности и (не)под-отчетности алгоритмов машинного обучения.

Исследование разногласий становится важным методологическим инструментом, позволяющим понять ключевые аспекты производства научного знания, которые обычно не видны в рамках самой науки. Вслед за Сарой Уотмор разногласие рассматривается в статье как силовое поле, внутри которого происходит перераспределение экспертного знания. Являясь частью исследовательской программы ANT, картографирование разногласий лишено недостатков конструктивистского и эпистемологического подходов к описанию науки. Позволяя сохранить достоверность научного факта, оно способно продемонстрировать практики поиска союзников и создания большего числа новых ассоциаций в процессе производства науки. Анализ разногласий показывает, что ключевой чертой исследований мозга сегодня является своеобразный консенсус: большинство научных изысканий осуществляется в границе утвердившихся теоретических положений, практик и наборов технических решений. Важнейшим принципом, определяющим этот консенсус, является идея нейропластичности, предполагающая, по словам Э. Канделя, способность мозга меняться вследствие приобретения нового опыта. Применение методов картографирования позволяет показать, что за этим видимым согласием скрывается комплекс разногласий, затрагивающих проблему интерпретации концепта пластичности мозга в рамках различных моделей поведения. Попытка исследовать эти разногласия вскрывает стратегии поиска союзников противоборствующими исследовательскими программами. Эти конкурирующие направления предложено разделить на две группы: сторонников универсальной пластичности, предполагающих общие законы для разных структурных уровней организации мозга, и сторонников множественной пластичности. К числу наиболее важных стратегий, используемых участниками разногласия для мобилизации потенциальных сторонников, можно отнести реконструкцию истории нейропластичности, а также привлечение неспециалистов для получения необходимых для исследования данных. В статье сформулирована гипотеза о возможном использовании сторонниками универсальной пластичности так называемых «анекдотических данных», возникающих при нарушении протоколов применения устройств транскраниальной микрополяризации группами пользователей.

Если личность (personhood)-это качество или состояние, позволяющее быть отдельным лицом, то церебральностью (brainhood) можно назвать качество или состояние, позволяющее быть мозгом. Через это онтоло гическое качество определяется «церебральный субъект», получивший, по крайней мере, в индустриально развитых и высокомедикализирован-ных обществах, множество социальных описаний начиная с середины ХХ века. В статье исследуется историческое развитие церебральности. Предлагается рассмотреть мозг как необходимую область локализации «современного Я», и, следовательно, церебральный субъект - как антропологический тип современности (хотя бы потому, что современность придает высшую ценность человеку как автономному агенту выбора и инициативы). Также утверждается, что идеология церебральности стала причиной возникновения множества нейроисследований, а не их следствием; показано, как разрастающийся комплекс нейрокультурных дискурсов и практик воплощает и поддерживает эту идеологию.

Опубликованный в прошлом году издательством V-A-C Press русский перевод книги Катрин Малабу 2004 года продолжает знакомство читателей с современной материалистической философией во всем многообразии ее форм и разновидностей. То, что выгодно отличает Малабу от других коллег по континентальному «цеху», - это ясное и четкое продолжение программы деконструкции метафизики своего учителя и научного руководителя Жака Деррида. Под руководством последнего Малабу защитила диссертацию по философии Гегеля, в которой она впервые обнаружила и раскрыла концепт, ставший ее «визитной карточкой», - пластичность.